«Вследствие удивления люди и теперь и впервые начали философствовать, причем вначале они испытали изумление по поводу тех затруднительных вещей, которые были непосредственно перед ними, а затем понемногу продвинулись на этом пути дальше и осознали трудности в более крупных вопросах, например, относительно изменений луны и тех, которые касаются солнца и звезд, а также относительно возникновения мира. Но тот, кто испытывает недоумение и изумление, считает себя незнающим (поэтому и человек, который любит мифы, является до некоторой степени философом, ибо миф слагается из вещей, вызывающих удивление). Если таким образом начали философствовать, убегая от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради постижения <вещей>, а не для какого-либо пользования <ими>... «Все начинается с изумления, обстоит ли дело именно так: как <недоумевают>, например, про загадочные самодвижущиеся игрушки, или <сходным образом> в отношении солнцеворотов, или несоизмеримости диагонали; ибо у всех, <кто еще не рассмотрел причину>, вызывает удивление, если чего-нибудь нельзя измерить самою малою мерою. А под конец нужно придти к противоположному – и к лучшему, как говорится в пословице, – этим дело не кончается и в приведенных случаях. Когда в них разберутся: ведь ничему бы так не удивлялся человек, сведущий в геометрии, чем, если бы диагональ оказалась измеримой...»

Аристотель



«…Сильное удивление, начало философии, предшествует жажде познания, благодаря которой интеллект, чье бытие есть понимание, укрепляет себя исследованием истины. А задевает нас обычно редкостное, даже если оно ужасно».

Н. Кузанский



«Если при первой встрече нас поражает какой-нибудь предмет и мы считаем его новым или весьма отличающимся от тех предметов, которые мы знали раньше, или от того, каким мы его представляли себе, то удивляемся ему и поражаемся. И так как это может случиться до того, как мы каким-либо образом узнаем подходит ли нам этот предмет, то мне кажется, что удивление есть первая из всех страстей».

Р. Декарт.

Философ также полагал, что наиболее склонны к удивлению «те люди, которые, несмотря на то, что у них достаточно здравого смысла, невысокого мнения о своих способностях».



А. Шопенгауэр неспособность к удивлению признаком ограниченного ума, на грани «животной тупости», способность к удивлению, по нему - критерий одарённости:

«Чем яснее и светлее в человеке сознание, созерцание мира, тем неотступнее преследует его загадочность бытия, ... тем менее человек будет доволен просто тем, что он живет и постоянно лишь предотвращает нужду, ежедневно сказывающуюся в этой жизни, до тех пор пока ... не пройдет сама жизнь, не дав ему даже досуга когда-либо серьезно подумать над ней. Но именно так и бывает с теми людьми, сознание которых более слабо, смутно и ближе стоит к животной тупости... Как животное живет себе и не удивляется тому, что мир существует, ... так и неодаренные люди не удивляются заметным образом миру... Ясность сознания, на которой основывается потребность философии и дарование к ней, сказывается поэтому прежде всего в изумлении, вызываемом в человеке мира и нашим собственным существованием, – в изумлении, которое тревожит дух и делает для него невозможную жизнь без размышления над нею... Философски одаренный человек изумляется всему обыденному и привычному и в силу этого делает своею проблемой общую основу явлений...»

А. Шопенгауэр



«Чтобы решить, насколько одарен философски тот или иной человек, я должен был бы знать, как представляет он себе прошлое, настоящее и будущее; погружается ли его сознание настолько глубоко в этот поток времени, что само движется вместе с ним или же он видит поток времени бегущим мимо себя и с изумлением наблюдает его, как нечто чуждое... Если же... ясность сознания и вытекающие отсюда изумление отсутствуют, то нет и философского дарования».

А. Шопенгауэр



«...Потрясенная толчком, Философия воспринимает в себя движение, то острое чувство новизны, которое зовем мы удивлением, и, поняв его, как желанное, старается о жизни в нем. Философия есть неувядаемый цвет удивленности, – сама организованная удивленность. Напротив, Наука неблагодарно приемлет толчок действительности, … встречает этот толчок как враждебного пришельца, как нарушителя косности ее и самодовольства. И если... Науке... пришлось удивляться, то это не значит, что удивление свое она истолкует иначе, как несчастную непредвиденность, которую она впредь… постарается предупредить. Девиз философии – Вечно юное Удивление; Горациево Nil Admirari – «ничему не удивляться» – маячит Науке».

П. А. Флоренский



«Удивление есть зерно философии ... Поцелуем вешнего луча – сжатая бесцветная почва расправляется в свежую зелень и в пышные цветы. Так, под пристальным взором внимания, распускаются в уме, из невидного и невыразимого зачатка, мысли – богатые, полные ... Взор любовно ласкает и нежит тайну действительности, удивившую философа. И чем нежнее эта ласка, чем сосредоточеннее внимание ... тем выразимее становится тайна, – чтобы, подняв слои выраженного, мысль открыла новые и новые линии выразимости. Плененная тайной, мысль льнет к ней и не может отстраниться от нее – благоуханной розы ... Мысль волнуется, и приникает, волнуясь, к тайне жизни. И вопрошает себя: "Что есть она, меня удивившая?.. Что есть?.. К чему... влекусь я? Что удивило меня? ...Что волнует меня?" И мысли вопрошающей ответствует ... ласкаемая тайна. Но слышимый ответ жарче волнует мысль, ибо не то он, не сокровенное сердце тайны, недоступное, – лишь благоухание ея. И снова мысль вопрошает, еще нежнее, еще жарче, еще любовнее... – и снова не безмолствует тайна… Но еще более волнуется мысль, еще теснее влечет ее к тайне. И вновь получает ответ – и вновь возгорается трепетом неизъяснимым».

П. А. Флоренский



Х. Ортега-и-Гассет считает удивление прерогативой философов:

«Удивляться, изумляться – значит начинать понимать. Это своего рода спорт, роскошь, которую может позволить себе только интеллектуал, в отличие от других, глядящих на мир глазами, полными изумления. Для раскрытых изумленных глаз все в мире необычно и чудесно. Этого удовольствия лишены футболисты, в то время как интеллектуал, зачарованный миром, постоянно пребывает в провидческом опьянении. Его можно узнать по раскрытым глазам, полным изумления. Именно поэтому древние считали атрибутом Минервы сову, птицу с огромными блестящими глазами».

Х. Ортега-и-Гассет



«Если вдуматься, то в каком-то смысле человеческая жизнь как таковая относится к числу невозможных вещей. Когда такое говорится, не отрицается, что она есть. Она есть, но это удивительно, потому что она невозможна; непонятно, каким образом она есть, потому что ее не должно было бы быть... Ведь часто мы в себе убиваем желания и чувства, которые никому не приносят зла, только потому, что у нас нет сил, времени или места, чтобы осуществить и прожить их, убиваем их только за то, что они неуместны. Мы не реализуем их, т. е. мы не живем и оказывается, что жизнь невозможна. Следовательно, в строгом смысле слова «жизнь как таковая» – невозможная вещь, и если она случается, это чудо. Большое чудо. Вот отсюда и начинается мысль, или философия. Мысль рождается из удивления, отметили мы, а удивиться, например, невозможной жизни, что она-таки есть, и думать об этом – есть мысль. В этой мысли отсутствуешь ты, но она, мысль, есть твое состояние, посредством которого ты не прославляешь себя, не украшаешь себя, не компенсируешь в себе какие-нибудь недостатки, не прилепливаешь себе павлиньего хвоста или павлиньего пера, не посредством мысли, и не соперничаешь с кем-нибудь посредством мысли и т. д. Мы начинаем мыслить, когда удивляемся. Как это может быть? Повторяю, вы знаете, что удивление лежит в основе философии. Первые философы удивились, конечно, не в психологическом смысле слова, как мы обычно понимаем. Опять у нас есть те слова, которые есть, в том числе одно и то же слово. Удивление тому, чего могло и не быть и должно было бы не быть, но оно есть. Удивительно, когда все в мире построено так, чтобы не было добра, красоты, справедливости и т. д. И тем не менее иногда есть справедливость, честь, добро, есть красота».

М. К. Мамардашвили



«Все мы наслышаны об удивлении как источнике философии, но редко отдаем себе отчет в том, что быть философски удивленным значит одновременно быть восхищенным, т. е., так сказать, восхищенным на седьмое небо. Философский ум будоражит лишь удивление от испытанного качественно нового опыта, связанного с продвижением по шкале ценностей. Только такой опыт философски удивляет и озадачивает, высвечивая нашу неспособность выразить привычными средствами это продвижение по вертикали».

А. В. Соболев



«Я стоял в каком-то недоумении по колено в иле и по грудь в воде, размышляя о превратностях обстоятельств, занесших меня сюда, в это никчемное место, о способе (вплавь или вброд), каким я буду выбираться отсюда... Верхние слои ила – взвеси, тончайшие, мельчайшие и нежнейшие. Они обволакивали ноги и словно хотели быть шампунем, скользким и приятным. Ниже ил уплотнялся, ступни ощущали остатки полуистлевших листьев, изредка попадались хрупкие ветки, упавшие в воду с прибрежных ивовых деревьев. Одна из них застряла между пальцами ноги. Балансируя, я изловчился и вытащил ее, поднял над водой и стал разглядывать. Ветка как ветка, точнее сучок, черно-серо-коричневый, полусгнивший. Я хотел было уже отбросить его в воду, как вдруг душа моя наполнилась восторгом и счастьем. "Боже мой, – шептал я, – да ведь с этим сучком, умиравшим, разлагавшимся в грязи, тьме, духоте, в безмолвии и безнадежности, случилось чудо: он увидел свет, воздух, зелень деревьев! Он увидел мир! Пусть на мгновенье, пусть случайно, но..." Я был потрясен невероятностью, удивительностью произошедшего... И проснулся от этого потрясения и радости. И долго не мог заснуть, потому что становилось все яснее: я и есть этот неказистый сучок, веточка, изъятая и поднятая над грязью и тьмой, веточка, переживающая восторг бытия, жизни, мгновенной свободы, наслаждающаяся светом, миром, бесконечностью Универсума перед тем, как кануть в воду и опасть на дно».

В. Кувакин



«И вокругъ, и вблизи насъ есть множество вещей и предметовъ, для которыхъ мы всегда дети. И то, что дано тебе знать гораздо выше твоего разума... Изъ всехъ возраженiй, возможныхъ со стороны неверiя, самое жалкое то, которое выводится изъ невозможности понять».

Огюст Николь / Цит. по Цветник духовный, назидательные мысли и добрые советы, выбранные из творений мужей мудрых и святых



«Чудесные действiя Христiанской религiи непостижимы для разума человеческого. Пусть такъ. Но – "чего ум не постигаетъ, то еще не есть нечто такое, что противоречит его законамъ".

Иннокентий, Архиепископ Херсонский / Цит. по Цветник духовный



«Большинство мыслящих людей убеждены, что цель знаний – снятие завесы таинственности и чудесности со всего существующего, но пока это в отношении ни к одному предмету не достигнуто. А между тем для нас достаточно приобретения самых ничтожных ограниченных, односторонних знаний относительно какого-либо предмета, чтобы провозгласить его обыденность и самую простую, нехитрую естественность и отвергнуть в нем всякую чудесность. Мы противополагаем чудесности естественность, но если даже хоть чуть помыслить о последней в необъятной полноте ее мирового значения, то она представляет для нас при наших ограниченных знаниях ту же чудесность. Дело в том, что нормальный человек живет не одними человеческими занятиями, которые не только не полны, но крайне односторонни и поверхностны, а часто и ошибочны, но и верой в Бога и жизнь, полную божественной, светлой и разумной, необъятной, всеобъемлющей чудесности… Почва веры – чудесность. Вера – величайшая отрада и самая светлая радость человеческого духа и главная жизненная опора его жизнерадостного творчества. Человеческие знания, во всяком случае, не так велики и всеобъемлющи, чтобы имели право лишить этой беспредельно могучей, живой, жизненной и чудесной опоры человеческий дух».

О чудесах Божиих