Я очень люблю эту историю - историю переписки А. С. Пушкина с митрополитом московским Филаретом (Дроздовым).
Когда находит плохое настроение - сознание собственной никчемности, негодности (это у меня часто) и т. д., тоже очень помогает.
Пушкин, будучи однажды в глубокой депрессии, взял и написал:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Спустя несколько лет, когда это стихотворение было напечатано, его прочёл святитель Филарет, митрополит московский (первое духовное лицо в России, потому как патриарха тогда не было). Строго тогда наша Церковь относилась к своим чадам. За такое декадентство (плюс не очень благочестивые намёки - типа "враждебной властью" митрополит мог запросто анафемствовать Александра Сергеевича. (Впрочем, отлучить последнего могли раз пятьсот, не меньше - очень даже было за что.)
Но делать этого Филарет не стал, даже на словах не осудил поэта. Он просто взял и написал ответ Пушкину - тоже стихотворение:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из тёмных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, Забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум!
Когда А. С. это прочитал... в общем, на него сильно подействовало. Возможно, именно благодаря Филарету (ну, во многом) в мире Пушкина всё стало на свои места, а сам он превратился из ужасного развратника и беснующегося революционера в нормального чистого человека, верного православного и убеждённого монархиста, в по-настоящему высокого поэта.
Ведь про князя Гвидона и мёртвую царевну (вещи, на самом деле, вовсе не для детей) он написал именно тогда, в последние годы жизни - когда сам стал способен на такую любовь, как его любовь к Наталье Николаевне (с которой, кстати, познакомился как раз после всей этой истории).
А митрополиту он тогда ответил так:
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнём душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.